Игорь Афанасьев - <a href="/cdn-cgi/l/email-protection" class="__cf_email__" data-cfemail="29796168677d66646965667f6c076a6664">[email&#160;protected]</a> (ФАНТОМ - ЛЮБОВЬ)

— Полный атас, — только и смог проговорить моряк, когда смолк последний глубокий аккорд. — Три точки, три тире, три точки!

"Бугор" криво усмехнулся, протянул гитару Филиппу и вышел на крыльцо. Народ потянулся к кроватям, а Фил вышел из дома на улицу.

"Бугор" дымил сигареткой, поглядывая на густо-черное августовское небо, утыканное светляками звезд. Фил присел рядом и тоже закурил.

— Вы играли на гитаре? — осторожно спросил он "бугра".

— И на гитаре тоже, — кашлянул тот в ночь. — Но моя песенка уже пропета, а тебе еще топать и топать, пацан. Главное: пой больше, чем пей.

Он хлопнул Фила по плечу и ушел в дом.

Филипп взглянул на небо, и сигаретка вывалилась у него изо рта.

С неба сыпались звезды.

Нет, Филипп отлично знал, что это лишь маленькие космические пришельцы, сгорающие в атмосфере Земли, но яркий фейерверк метеоритного дождя создавал необыкновенную иллюзию: казалось, что все созвездия, одно за другим, рушатся со своих законных точек небесного атласа, и наступает хаос. В одном из дальних углов небосклона вспышки превратились в сплошной фейерверк, Филлип постарался вспомнить, что это за угол Вселенной, и перед глазами у него четко вырисовался знак Скорпиона.

А ночью ему приснился шторм:

Дождь тараторил азбукой морзе по железу, не расставляя знаков препинания. Время от времени над головой передвигали пустые железные бочки, и молния отчаянно подмаргивала во все окна.

"Три точки, три тире, три точки."

Вздохнула, выпрямляя пружины, старая кровать, и руки в якорях проделали привычные отработанные движения: брюки, ботинки, бушлат, фуражка.

Небо громыхнуло полным бортом, и еще ослепительнее засуетилась молния за окном.

"Три точки, три тире, три точки."

Главное, все делать спокойно: спешка нужна только при ловле блох. Суета может вызвать панику в команде. Но все равно:

— Подъем! Свистать всех наверх! Плохо слышно боцманскую дудку? Под эту дудку и черти спляшут!

"Три точки, три тире, три точки."

— Ты чего весь дом переполошил, дурак старый! Свистишь посреди ночи как полоумный! Вот пойду завтра к самому губернатору, скажу какого мне квартиранта поставили!

Кто это? Почему она здесь.

— Ишь — ты, при полном при параде вырядился! Куда это ты?

— Шторм.

— Фу-ты, ну-ты, — дождя испугался. Сорок лет по морям плавал — не боялся, а тут на тебе: крыша над головой, земля под ногами, а он — шторм! Ложись спать, а то мне холодно босиком стоять.

Ушла, старая ведьма. Непорядок вышел. Разнесет по околице сказку, что и вправду спятил бравый боцман. Но ведь ясно видел за окном:

"Три точки, три тире, три точки."

Тихо раздеться. Сложить вещи. Отбой.

Примирительно скрипнули пружины, принимая на себя тяжелое тело.

Почему так тихо? Э, шторма уже и нет. Только будильник тараторит.

Хорошо, что убрали паруса.

Плохо, что баба на корабле.

Что это так давит в груди?

"Три точки…"

Точка.

В театре знают все и про всех. И имеют обыкновение знать больше, чем сами участники тех или иных событий. Филимон узнал о том, что его свадьба состоится до отъезда на гастроли, из двух совершенно независимых источников. Во-первых, на одном из спектаклей к нему в гримерку проскользнула миловидная хористочка, с которой он встречался несколько раз у Виталика. Она пригласила его на свой день рождения, а когда Филимон неловко отказался, весьма саркастично заметила:

— Ну, а я на вашу свадьбу приду с удовольствием, если пригласите, конечно.

— А что, уже и дата назначена? — полюбопытствовал Фил.

— Насчет даты не знаю, — ухмыльнулась хористочка, — но своего предыдущего хахаля Анжелка уже из дома выставила.

Что — то нехорошее скрипнуло в душе у Филимона в том районе, где находятся отрицательные эмоции. Он давно не испытывал чувства ревности, но оказалось, что чувство это в нем не умерло.

— Спасибо за радостную новость, — спрятался он за шутку, — я то думал, что придется мне самому ухажеров разгонять, а тут такой сюрприз.

— Не последний, надеюсь, — злобно фыркнула миловидная хористочка и удалилась, под шелест многослойных юбок.

Буквально через несколько дней его поймала в коридоре Валя Брежнева, главный администратор театра, женщина колоритная и динамичная. Затянувшись своей неизменной старомодной папироской, она категорично отрубила своим хриплым голосом:

— Фил, голубчик, мне нужны паспорта для оформления виз. Я должна как — то планировать расселение, а без печатей я вас в Москве в один номер с Анжелкой не поселю!

Филимон просто оторопел от неожиданности. Его роману было от роду месяц, а вопрос для окружающих был яснее, чем для него самого. Он только развел руками и покорно качнул головой:

— Это уже серьезная причина!

История с визами вызвала у смешливой Анжелы длительный приступ веселья, но затем она очень серьезно посмотрела Филимону в глаза и как-то особенно просто, как это получалось только у нее, заметила:

— А в принципе, хорошая идея. Балет, как всегда, поселят в какую- нибудь дыру, а ты будешь в центре Москвы вокалисток в «люксе» прослушивать?

— Чего? — оторопел Филимон.

— А того, что народ утверждает, что ты большой любитель хорового пения! — совершенно беззлобно продолжила Анжела.

— Это что, допрос? — принял боевую стойку Фил.

— Нет, просто вопрос! — она прыгнула Филу на колени и ласково прошептала: — Сознайся, все прощу.

Филимон почти клюнул на хитро заброшенную приманку, но вовремя спохватился и твердо произнес:

— Все это ложь и провокация.

Анжела отстранилась от него, несколько секунд смотрела прямо в глаза, а затем твердо произнесла:

— И чтоб никогда в жизни даже не вздумал сознаваться! Им было хорошо вдвоем. Но вдвоем удавалось оставаться редко. Квартиру Филимона Анжелка почему-то невзлюбила сразу, и он вынужден был бывать там лишь урывками, успевая только прихватить одежонку из шкафа. Постепенно гардеробчик перекочевал в квартиру Анжелки, и возникла мысль о том, что вторая квартира и не нужна вовсе. Но Филимон, повинуясь непонятным внутренним подсказкам, квартиру не отдавал, исправно платил за аренду и время от времени находил там минуты одиночества.

В квартире у Анжелки подобные мгновения были исключены.

Бесконечные репетиции сменялись спектаклями, а в перерывах сюда набивались подружки из кордебалета или Филимоновы друзья, которые хищно щелкали зубами в адрес хорошеньких барышень и норовили их сразу затащить в койку. Филимону все это напоминало времена студенческого кемпа и возвращало на добрый десяток лет назад, Анжела просто радовалась шуму, гаму и веселым посиделкам.

Идея свадьбы постепенно крепла. Но когда выяснилось, что до отъезда на гастроли осталось всего десять дней — идея воплотилась в реальность.

Филимон и Анжела зашли в районный ЗАГС и поинтересовались процедурой. Выяснилось, что ближайшие дни бракосочетания могут быть назначены лишь через два месяца — народ усиленно женился.

Выручила слава районного масштаба. Директор ЗАГСа оказалась поклонницей театра и узнала Филимона. Уже через час все изменилось в земной канцелярии, и в канцелярии небесной приняли во внимание факт бракосочетания Анжелы и Филимона. Выйдя на улицу, они посмотрели друг на друга, пожали плечами и пошли домой.

Свадьбу не устраивали, но процесс поздравлений перерос в перманентное застолье и был остановлен только отъездом в Москву.

Киевский театр встречали по-московски, на широкую ногу.

Но с некоторым удивлением.

Любого москвича отличает от остальных землян ощущение избранности и принадлежности к высшей касте людей. Все в этом мире начинается и заканчивается в Москве. Особенно грешат подобной уверенностью театральные критики. И если в этом городе появляется театр из любой точки планеты с ярким стилем и высоким уровнем, то это вызывает искреннее удивление и некоторое раздражение: нужно производить переоценку незыблемых ценностей. Что правда, любого пришельца быстренько превращают в московскую моду, и через некоторое время начинают искренне причислять его к единому культурному процессу. Та же история происходит с драматургами, писателями и художниками — они неизбежно должны быть «выкрещены в москвичей» и принадлежать к любой из многочисленных соперничающих столичных группировок.

Особое удивление вызывает появление украинцев без шаровар, сала и самогона, который, кстати, пользуется у тех же критиков высокой репутацией. В этот раз удивление было особенным, ибо впервые после многолетнего перерыва киевский театр привез спектакли на русском языке. Для зрителей это было приятным сюрпризом, газеты же постарались сразу угадать новую политическую тенденцию в Украине, а в театре замелькали официальные лица с неофициальным выражением лиц.